На следующий день на физиотерапии мы снова встретили ту классную девочку. Я ждала своей очереди с младенцем в слинге: когда ее отец отвернулся (в прошлый раз он сказал ей спич о том, что нельзя трогать чужих детей. Мы деликатно возражали), она шагнула к нам и погладила Инночку по щеке.
Это, наверное, самое милое, что я видела в жизни, потому что Инночка в этом кадре уже есть, а она милее, чем котята. Надеюсь, завтра мы снова встретимся.
С шагом примерно в полдня мне заказали еще три торта. Сарафанное радио и старые клиенты, активных объявлений у меня сейчас нет. Один так вообще формата "волшебная сила, твори по своей воле". Второй - тот случай, когда просматриваешь профиль заказчицы в соцсетях и восхищенно думаешь, что она классная.
С момента моего торжественного возвращения в текстовые ролевые игры, года так за три с половиной, у меня раза полтора выходили мертворожденные персонажи. В отрыве от конкретного соигрока/сюжета они и не вспоминались особо, не говоря уже об обычном десятке сюжетных завязок в разные стороны и прорве образов. И вот сейчас, год спустя, ко мне постучался хороший соигрок самой-самой дохлой магической девочки, ушедший тогда вместе с игрой по независящим причинам. И зовет меня доиграть сюжет, потому что за прошедшее время история никуда не делась.
Там было-то у меня постов шесть, вспоминаю я. Добротных, по олдскульному больших и очень тормозных с моей стороны постов. Но вообще это типичная ситуация для текстовых ролевых игр, когда короткая история, которую все больше думали, чем играли, объединяет людей на годы. Из-за леса, из-за гор шла малышка Мэрин Мор... Это будет интересно, хотя сейчас мне требуется усилие, чтобы вспомнить, как вообще стыкуются слова.
Мне уже настолько хорошо, что я начинаю грызть себя за недостаток саморазвития (хотя половину дня мне здорово хочется спать, а детеныш миновал стадию вредного кабачка и стал осознанный-осознанный, так что взаимодействия требует более вдумчивого). Нашла кучу интересных секций совсем рядом, завтра пойду разведывать (или нет).

@темы: в режиме дневника

---

Как я провел лето

Статистика на полтора месяца жизни ребенка:

Прочитано: семь книг, из них три вполне приличные, еще 5 на очереди/в процессе.
Просмотрено одно странное аниме, мультфильм Дом (дурацкий) и Начало.
Приготовлено четыре торта (два с половиной для своих), случайное печенье и несколько шарлоток, освоены макаруны и дивный рулет на миндальной меренге с фисташками, кремом маскарпоне и свежей малиной (им я страшно довольна: он дико вкусный и в Андерсоне стоит кучу денег). Веду переговоры еще про пару.
Оформлены все ребенкодокументы вплоть до очереди в детский сад. Пройдено без счета детских медицинских квестов и пара административных по квартире.
Куплено младенчиковое автокресло на Авито и расширена география присутствия.
Как-то мне последние дни физически здорово полегчало и я начинаю думать: может, найти себе не слишком обременительную текстовую подработку?.. Или взяться подтягивать английский до приличного уровня, а то худлит читать тяжеловато, перед приличными людьми неловко...

Я была вся такая гордая, типа освоила быт с ребенком и даже не вполне умерла для мира, когда Сашка на работе - и внезапно в плане сна эта-двигатель-сдохла. Здорово, что у меня есть опция «взять ребенка и приползти к маме спать». А там отгрузить Инночку и, не отвлекаясь на всякие «на ручки», спать полдня с редкими перерывами на кормление. Спать и спать и спать. Вчера ходила, очень понравилось. Сегодня тоже пойду.

@темы: хроники гордой птицы

---

Всю сознательную жизнь я боюсь детей. Их не было в моем окружении, так что я не понимала, как с ними взаимодействовать и где границы отличия этих существ от меня или любого другого человека.
Вчера ребенок уснул раньше срока, а я лишний час читала один забористый треш вместо того, чтобы упасть, где стояла, так что с утра была в состоянии зомби. Мой день сейчас начинается с прогулки с коляской до детской поликлиники, где нужно оказаться до девяти; Инночка решила, что утро выдалось слишком тихим, и отчаянно вопила примерно всю дорогу. Пятнадцатиминутный отрезок пути растянулся до плюс бесконечности: я кормила ее из бутылочки, я брала ее на руки, я пыталась в отчаянии утрясти ее в коляске, потому что это на какие-то секунды помогало (на безлюдной улице тут же образовывалась прорва людей, которые смотрели на меня как на гиену). В моем воображении каждый второй рисовался неадекватом, готовым снимать на мобилу и звонить в опеку.
И вот мы дошли. На физиотерапии койки отделены друг от друга плотными золотыми шторами, за которыми иногда воркует со своим детенышем другой невидимый родитель. Я сгружаю притихшую Инночку с рук, лезу в сумку за пеленкой - и тут шторки за койкой раздвигаются, и маленькая девочка смотрит на меня оттуда. Мы с ней улыбаемся друг другу (я - несколько вымучено), она протягивает ладонь и осторожно гладит моего младенца по макушке.
Дети замечательные.

@темы: хроники гордой птицы

---

Писать надо очень быстро, хех) Времени, когда я в адеквате, у компа, у меня свободны обе руки и нет дел более срочных, стало не слишком много. Не то чтобы свободного времени вовсе нет - но такого, чтобы отвечало всем этим параметрам...

Шоколад стал моей первой пищей за эти два дня, а под эпидуралкой я пару часов поспала. В палате был полумрак, Сашка держал меня за руку и помогал переворачиваться с боку на бок (нижнюю ногу я переставала чувствовать, верхнюю - начинала. Ощущение немного настораживало: было бы спокойнее не чувствовать обе), родители в чате присылали мне котиков, какие-то ощущения начинали пробиваться - не болезненные, но интенсивные. Тут анестезия закончилась, а новой мне не выдали, потому что в родах следовало иметь больше чувствительности и контроля над телом (звучало логично, пока в очереди на узи я не поболтала с девушкой, которая рожала с обезболиванием всю дорогу. А что, так можно было, подумала я мрачно. Ну то есть нет, все ясно: с анестезией приятнее с точки зрения личного комфорта, без нее правильнее в том ключе, чтобы все остались живыми и здоровыми).
Потом был довольно острый момент: глубокая ночь, свои ощущения я сопоставляю с интернет-руководствами и опознаю как потуги, все более болезненные и интенсивные. Я знаю, что тужиться до полного раскрытия этой их шейки матки не стоит, потому что разные жуткие последствия, а полное ли оно - черт его знает. Сашка непрерывно разминает мне поясницу и это здорово помогает держаться; отпускать его на поиски врача хоть на минуту мне отчаянно не хочется. Врач, как я полагаю, где-то спит, а акушерки заходят редко (по каким-то репликам издалека у меня складывается впечатление, что это отчасти оттого, что я контрактник и в некоторой мере вне их зоны ответственности). Мне больно, но не страшно и не плохо: я считаю, что в целом все под контролем. На схватках я начинаю вопить (хотя вообще тут не очень вопят: всю дорогу в полуневидимых соседних палатах успешно рожают женщины, ограничиваясь несколькими короткими вскриками, которые довольно быстро сменяются младенческим плачем), а потом успокаиваю Сашку в том ключе, что делаю это не столько потому, что жуть и невыносимо, а чтобы кто-нибудь наконец зашел к нам и сообщил, как обстоят дела у меня внутри. В какой-то момент к нам наконец заглядывают, и теперь мы сидим втроем, с сонным врачом вместе (кажется, он сидит на том же фитболе, на котором я прыгала в более подвижные времена. Полтора раза я не слишком настойчиво предлагаю перейти к кесареву сечению, потому что ребенок без вод больше восьми часов. Мне говорят, что все по плану и норма чуть ли не до шестнадцати. Я не настаиваю.
Сами роды - это немного суеты. Мы выгоняем Сашку; хитрая кровать трансформируется во что-то более подобающее, включается больше света, вызывается акушерка. Я старательно тужусь по инструкции и Интернет-руководствам, это неплохо отвлекает от боли (или я уже не помню эту боль - она и в самом деле уходит из памяти почти сразу). Врач с акушеркой, которых я наблюдаю не с самого привычного ракурса, спокойно обсуждают, пройдет или нет - а потом мне без объявления войны делают эпизиотомию, и это дико больно: первый и последний момент, когда я не вполне контролирую себя. Разрезы тут же поливают анестетиком, который страшно жжется (потом его же используют при наложении швов, а я сопоставлю ощущения и подумаю - а нельзя ли было использовать его до вот этого всего? Хотя, может, он чисто по открытым ранам, как знать), я ору и пытаюсь отползти, мне кричат, что осторожнее, у меня же там ребенок на выходе, я пытаюсь объяснить, что не могу - а потом анестетик действует, все становится подконтрольным и переносимым и я рожаю буквально на следующей схватке. На какое-то время все переключаются на ребенка и можно, наконец, выдохнуть.
Первым делом я интересуюсь, как там ребенок и все ли в порядке - не вполне из беспокойства, скорее от понимания, что это важно. Мне не отвечают, но скоро подол моей ночной рубашки поднимают и мне на живот плюхается что-то тяжелое, скользкое и теплое. Ребенок, осознаю я, так надо в новой гуманистической системе, осознаю я. Хороший признак - значит, младенец достаточно здоров, чтобы не требовалось спасать его прямо сейчас. Потом его забирают и несут осматривать. В сравнении с тем, что было, мне становится почти хорошо. Я провожу ревизию ощущений и решаю, что это не «больше никогда!» - но, пожалуй, в гипотетический следующий раз только кесарево.
На какое-то время от меня отстают; я лежу, дышу и наблюдаю за осмотром ребенка через плечи акушерок и собственные раздвинутые колени, а иногда в отражениях разных поверхностей. Вижу какими-то фрагментами: руки, ноги, цвет скорее красный, чем синий...
В этот момент мне казалось, что эпический квест закончен и роды были некой самоцелью, а натуральный младенец, о котором мы с Сашкой не представляли себе вообще ничего, скорее побочный его продукт. И тем не менее вот он, и уже совсем скоро надо будет как-то разбираться, что с ним делать. Сашку ненадолго пускают посмотреть на ребенка, а потом выгоняют снова; я показываю ему большой палец и вяло переживаю о том, что со своего ракурса он может увидеть что-нибудь психотравмирующее.
Потом ребенка уносят в интенсивную терапию и возвращаются ко мне: надо родить плаценту (быстро и на удивление безболезненно. Краем глаза я вижу ее; выглядит как что-то типичное с прилавка в мясном магазине. Не ужас, но есть ее или делать что-то из схожих экзотических практик я бы не стала) и наложить швы. Процесс болезненный и небыстрый: меня заверяют, что анестезия снова идет, я - что тем не менее чувствую все как родное. Мой врач беззлобно сообщает, что там же местами не больно и если я не буду дергаться, все закончится быстрее; я говорю ответный беззлобный спич о том, что после всего, что между нами было, в "не больно" от него я не верю и вообще нам всем было бы проще, если бы перед очередной внезапной штукой он предупреждал и делал все чуть-чуть медленнее. Швов как-то чертовски много.
Пара часов проходит спокойно: меня никак не могут перевезти в палату, я расслабленно валяюсь на каталке, цепляюсь за Сашку и общаюсь с акушерками (они очищают родовую, кажется) про то, что вот еще двоих привезли с полным раскрытием - везет же людям!.. Пока не приходится двигаться, все довольно радужно. Не помню, пыталась ли я уже чатиться, но совершенно не исключаю. В палате, часа через четыре, чатилась точно.
Периодически приходит какой-нибудь медик, чтобы надавить мне на живот и получить порцию кровищи - но это, типа, в порядке вещей, хотя к третьему медику здорово мне надоело (я как-то не ожидала, что предполагаются всякие малоприятные пугающие манипуляции помимо родов. Хотелось, чтобы это все закончилось и началась эра, не предполагающая внезапных медицинских вмешательств).

Первые дни я помню довольно хорошо.

У меня одноместная палата; на блок из двух таких палат приходился туалет и душ. Первая медсестра, очень красивая, была каким-то стальным ангелом от реабилитации: я еще толком не встала на ноги, а она уже угрожала мне катетером в случае, если не удастся сходить в туалет в ближайшие три часа. Я ощущала себя монстром доктора Франкенштейна, о туалете даже думать было жутко, как и обо всем ниже пояса. От перспективы каких-то действий с этим всем меня начинало колотить, так что я твердо решила врать (в итоге это не стало проблемой, но еще нескоро каждый поход перестал быть Событием, для которого нужно собирать волю в кулак, а после которого - приходить в себя). Вообще я была жизнерадостная, но дохлая - все болит, голова кружится, перед глазами светящиеся точки, а мир вокруг дружелюбен, но устроен страшно неудобно для таких инвалидиков. Мне больно было смеяться и кашлять, а сморкаться так совершенно нестерпимо (хотя казалось бы, где насморк, а где мои швы), и в первый день я натыкалась на эти неожиданности опытным путем. Стоялось мне так себе, сидеть вовсе не стоило, и на любые движения и перемещения это накладывало изрядные ограничения: вставать с кровати, например, приходилось хитрым полубоком, есть стоя или полулежа на боку и вообще (сейчас, когда я снова могу сидеть, жизнь заиграла новыми красками. Например, я могу сесть в кровати и взять из колыбели ребенка, а какое-то время это было вовсе неосуществимой задачей или требовало массы неудобных телодвижений). И это при том, что все было организовано наиболее благоприятным и гуманным образом: со мной постоянно был кто-то из родных, медсестер можно было вызвонить по телефону, распечатанному на стене, еду приносили прямо в палату и оттуда же забирали посуду. Но каждый день все равно состоял из насыщенного превозмогания, роль эпических квестов в котором играли штуки вроде "расчесаться", "встать, дойти до стола и съесть завтрак", "дойти до поста и взять еще пеленок"... Все было в целом как при родах: хорошо, местами весело, но очень больно.

Ко мне приехали родители, Сашка, его мама - им приходилось сменять друг друга, потому что пускали только двоих посетителей. Восстановление шло быстро: если в начале дня родители практически носили меня до туалета, то к вечеру с Сашкой и его мамой мы меееедленно дошли до интенсивной терапии (маршрут я выбирала с таким учетом, чтобы пройти мимо поста пугающей медсестры. Для усыпления ее реабилитационной бдительности я выпрямлялась и принимала бодрый вид) на другом этаже и посмотрели на ребенка в прозрачном ящике. Младенец был вполне младенческого цвета, с темным пухом на голове и в повязке на глазах, с маленькими длинными пальцами и крошечными ногтями - совсем как настоящими. На ящике пока было мое имя. Известие, что сегодня мне ее не выдадут, вызвало у меня скорее облегчение: пусть жалко было оставлять ее там одну, я еще не чувствовала в себе сил браться за родительство.

Несмотря на непосредственное участие во всех стадиях ее появления на свет, я как-то не осознавала - гм, причинно-следственной связи во всей полноте. Мне казалось, что все развивалось как в Симс: вот ты выбираешь опцию "зачать ребенка" и получаешь системное сообщение, что все успешно, вот ходишь с животом, вот непродолжительное время маешься, а потом живот пропадает и вместе с новым системным сообщением из воздуха сам собой возникает младенец. В то, что это новое существо возникло из моего чрева и плоть от плоти, верилось слабо.

В статьях о родительстве меня некогда удивила резонная, в общем, мысль, что любовь к ребенку не возникает с первого взгляда, как Запечатление у Энн Маккефри. Еще до беременности я спрашивала подруг, когда они поняли, что хотят завести ребенка, и о природе этого ощущения. Сейчас - о любви к ребенку и времени ее возникновения. Разлет получался от трех месяцев (стойкое теплое чувство) до полугода (до того - послеродовая депрессия с моментами ненависти). И от родителей и Сашки не в меньшей степени, чем от меня и маленькой Инночки, зависело, что я ощутила это уже в месяц: мне практически не нужно было отвлекаться на панический ужас начала родительства и мучительное превозмогание ради бытовых вопросов. Не то чтобы это вовсе обошло меня стороной, но было сведено к необходимому минимуму.
А про Инночку таки дальше.

---

Уже месяц как у нас тут есть настоящий живой младенец. Я собиралась писать об этом содержательно и последовательно, но у меня не хватает времени и концентрации (как будто сосок зажевало в трансмиссию, видела я где-то на "нет, это нормально" про это ваше грудное вскармливание. Повторять раз в два-три часа - и я посмотрю, что останется от вашей способности концентрироваться на посторонних вещах). Но я тут прочитала Гиперион и поняла вдруг, что необязательно записывать все единой простыней, до которой у меня, наверное, никогда не дойдут руки. Можно и разнородными фрагментами, почему нет.

Новости вчерашнего дня:
- дитенок проспал пять с небольшим часов подряд, ура! И потом еще часов шесть с паузами поменьше;
- я прошла с ней весь отрезок пути от нашего дома до родительского, со спуском коляски вниз и затаскиванием наверх. В одиночку этот номер исполняется впервые;
- подбросив ребенка маме, я закрыла кучу административных квестов ажно в трех местах: получила на Иннёнка СНИЛС, внесла ее в свой паспорт, прикрепила к стоматологии (не знаю, зачем это делать в месяц, но в детской поликлинике императивно сказали, что надо) и переоформила платежи за квартиру;
- в процессе я три раза сидела! Один раз на жестком, и прямо никто не умер (хотя перед большим походом я обезболилась, конечно);
- и три раза чуть-чуть пробежалась, и снова никто не умер.
Такие вещи, как очередной пирог с рикоттой и шпинатом, можно в свершения не вносить.

Дней этак за десять до родов мне расхотелось практически все: есть, работать, выходить из дома. Ну, по большей части: я ходила в гости и в кино все равно, но большую часть времени безыдейно дремала. Мои социальные скиллы свелись к нулю. Красить балкон в три цвета с красивым градиентом расхотелось (хотя пару раз я ловила себя на этаком: нее, синдром гнездования - это противоестественное и необоримое желание убираться. Ничего общего с тем, как я абсолютно сознательно, рассудочно мою потолок в ванной в два часа ночи).

Ночью с 9 на 10 июня я сначала не спала, потому что бессонница (изжога и прочие фокусы организма не давали уснуть часов так до пяти утра весь последний месяц), а потом - потому что странные ощущения, вполне похожие на опоясывающую боль из гайдов по родам, вполне могли оказаться схватками. Где-то час я старательно замеряла интервалы (если они равномерные и короткие, нужно бросать все и мчаться в роддом), потом разбудила Сашку и замеряла их дальше, но уже в компании (а это, конечно, веселее). Небо за окнами светлело. Мы вызвали такси и поехали в роддом, в котором у нас был контракт. Я была вся такая спокойная, цеплялась за Сашку и смотрела в будущее с оптимизмом: интервалы были то ли в семь минут, то ли в три с половиной, и последнее могло означать, что рожу я скоро и большая часть процесса уже позади. Ха-ха(
Начиналось все вообще удачно: мой врач как раз был дежурным, вместо многоместной предродовой палаты меня сразу отправили в одноместную родовую - просторную, с советскими мраморными полами, фитболом и бинбегом. Мне в руку вставили стремный краник. Потом впустили Сашку, переодев в халат и шапочку; мне стало здорово спокойнее, а то после краника сделалось как-то не по себе. Мы тихонько включили Дэвида Боуи и просидели там весь день, и это было довольно счастливое время. Схватки шли - вполне терпимые, особенно если держаться за мужа под Дэвида Боуи, я дисциплинированно ходила или прыгала на фитболе, Сашка водил меня под руку или разминал мне поясницу. Иногда про меня вспоминали и делали осмотр. Внутри ничего не менялось.
К вечеру врач предложил нам уехать домой, форсировать события или же остаться на ночь. После ужасов из статей про советские роддома ускорению я сказала решительное «нет» (напрасно, как показала практика, могла бы сэкономить себе сутки), а везти меня домой (час туда, час обратно) опасался уже Сашка. Он просидел со мной до последнего в обычной палате, героически засыпая на месте; я требовала массажа поясницы и пыталась делать дыхательные упражнения. Потом время посещений закончилось и началась длинная-длинная ночь, вся состоявшая для меня из подсчета интервалов между схватками в надежде, что скоро все наконец начнется. Проспала я, может, час или два кусочками по 8-12 минут: раз в четыре минуты меня будила полуминутная схватка. Эти полминуты я сосредоточенно дышала по системе, разминала себе поясницу и думала об Англии. Было жалко себя, но в целом не то чтобы ужасно; в основном я стоически терпела и убеждала себя, что должно же это когда-нибудь закончиться и вообще помнила, что это все, увы, обязательный элемент квеста на обзаведение детенышем. Ощущения не то чтобы были остро болезненным, но, скорее, очень интенсивными, насыщенными и определенно неприятными. Я подвывала бы, если бы не нежелание будить соседку по палате. Иногда в паузах я могла читать - листала ленту, просматривала новости и всякую фигню. Иногда уже нет. Время тянулось чертовски медленно.
Позже я услышала, что это называется «слабая родовая деятельность»: схватки идут, но раскрытия шейки матки, приближающего сами роды, как-то не происходит.
Я очень ждала времени посещений, когда Сашку снова пустили бы ко мне, но ровно к моменту, когда он доехал до роддома, меня снова отправили в предродовую: терпеть стало как-то совсем невесело и я решила напомнить о себе, сообщив на пост, что схватки стали как-то интенсивнее и не пора ли что-нибудь предпринять по этому поводу. Там очень удивились, что у них вообще тут есть человек со схватками, и отправили меня в предродовую - общую палату, куда Сашке было нельзя.
Там и вообще в роддоме мои социальные скиллы активизировались перед лицом опасности. Я общалась со всеми - с соседками, с медсестрами и акушерками... Медики в принципе были вежливыми и довольно милыми. С девочками в предродовой мы, кажется, обсудили все тематическое, от партнерских родов до грехопадения человека. Раз в три-четыре-пять минут я начинала сосредоточенно сопеть и делала странную морду; соседки, которые ждали кесарева, как будто немного пугались. Часов так до четырех-пяти снова ничего не происходило, моего врача вызвали, чтобы ускорять процесс, и теперь я была только за. Мне вскрыли этот самый околоплодный пузырь: к тому моменту я приветствовала любую медицинскую манипуляцию. Больно не было. Снова родовая палата; у Сашки затупил телефон, и час из того времени, которое он мог бы провести там со мной, был потерян. Но приехал муж с горьким шоколадом и одновременно с эпидуральной анестезией (нужно было дождаться определенной степени раскрытия этой самой шейки матки, чтобы анестезия не остановила родовую деятельность; дождалась я с откровенным трудом. А вы знаете о противопоказааниях, спрашивал анестезиолог - например. инвалииидность... Где подписать, спрашивала я торопливо), так что спокойно, не больно и хорошо мне сделалось примерно одновременно. Я съела шоколадку (первое за двое суток: вообще предполагался ужин-завтрак, но я сомневалась, что дойду до столовой) и немного поспала, то и дело переставая чувствовать какую-нибудь ногу. Это был второй «позитивный» кусочек родов.
А потом, собственно, началось.

Стоит записать это, чтобы не забыть, а еще как опыт, которого у кого-то не было: мне самой было бы интересно. Опыт это все еще не определяющий (тоже мне женская инициация), но содержательный и очень интенсивный. В родах и беременности определяющего куда меньше, чем в сильной влюбленности, как по мне. Зато в материнстве его хоть отбавляй.
Таки это было самое болезненное переживание в моей жизни (и шлейф у него длинной уже больше месяца), но эти дни не стали худшим временем на свете. Наоборот, они были довольно хорошими. Все писали мне в чат ободряющие штуки, родители очень поддерживали и отвлекали, Сашка всю дорогу был рядом. Дэвид Боуи, опять же. Больно было изрядно, но не до потери разума: я не ненавидела скопом мужа, ребенка и секс, всю дорогу шутила с персоналом. Даже в пиковый момент, когда меня держали на кресле втроем и немного резали уже без анестезии, а я вопила и пыталась куда-нибудь спастись, то извинялась через слово, а оставшиеся слова уходили на попытку объяснить, что мне дико больно и я не вполне себя контролирую.

Первые три недели потом вышли сложными и отчаянно физиологичными. Быть мной в этот период было откровенно больно, и только сейчас показатель сместился в сторону менее насыщенного "неприятно". Мне все еще не стоит нормально сидеть, а о швах я помню три четверти сознательного времени (оставшуюся четверть просто отвлекаюсь). Потом я стала понемногу приходить в себя и смотреть по сторонам.
За этот месяц произошла масса изменений. Сначала я смогла смеяться и кашлять. Вставать без посторонней помощи, быстро вставать без посторонней помощи. Не так истекать кровью, вообще не истекать кровью. Снова готовить еду и гладить рубашки. Ходить в туалет без ужаса и без обезболивания, вообще прожить день без обезболивания. Выходить гулять, выходить гулять надолго (если это час-два)...
Еще этот месяц - опыт наибольшего для меня разрыва между состоянием и настроением. Мне никогда не было настолько плохо такое длительное время, и одновременно я совершенно довольна жизнью.
Но это все про меня. А сколько всего было с Инненком - отдельная история.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Меня осаливали флешмобом и надо бы что-то уже с этим сделать - поэтому вишлист. Или подобие вишлиста, потому что это дело отчего-то представляется мне непосильным. Плюс мне, в теории, скоро понадобится куча вещей, о которых я сейчас не имею ни малейшего представления, ибо квест на размножение и квест на жилье идут своим чередом (может, ближе к Новому году я уже смогу добавить в список какие-нибудь табуретки). А часть желаемого слабо пригодна для вишлиста: мне, например, нужен свитер, и я была бы рада, если бы мне его подарили, но я совершенно не в состоянии сформулировать, какой именно.
Нашла для себя лайфхак: посмотреть предыдущие вишлисты. Там обнаруживается немало симпатичных пунктов.

Вот он

1) Кондитерский шоколад в гранулах. Его, я читала, уже можно найти по вполне "шоколадным" ценам, 60-80 рублей за 100 грамм (правда, в упаковках кг этак по 2). Мне нужен любой, будь то темный, молочный, белый или какой-нибудь розовый-клубничный. С большой вероятностью я его просто съем.
2) Таблетница! Скоро я вернусь на работу и надо будет как-то съедать мои пару десятков таблеток с учетом этого факта.
3) Вилки. Какие-нибудь симпатичные. Свои мы куда-то съели.
4) Носки. Сейчас появились страшно милые однотонные (или пестрые - не знаю как правильно назвать эту уже-не-вполне-новую моду на цвет с не слишком заметными серыми вкраплениями) штуки без рисунка. Я люблю скорее темные цвета, чем яркие, но при этом именно цветные: видела, например, дивный темно-красный, темно-зеленый или темно-оранжевый.
5) Ликер Cointreau. Пить мне его пока нельзя, так что в бисквитики. Это повторяющийся пункт, и прошлогодняя бутыль благополучно выпита)
6) Какую-нибудь симпатичную сережку-гвоздик. У меня проколот верхний край уха, и вот уже года два там неинтересная сережка-гвоздик, единственное достоинство которой то, что ее можно забыть там на пару лет. Это может быть, скажем, божья коровка, или череп, или еще что-нибудь этакое. Мои дурацкие уши не переносят серебро, хотя я его люблю.
7) Карамелизатор. Штука с горелкой, которая делает сахарную корочку на поверхности панакотты.
8) Фотофон. Из красивых дощечек, на фоне которых можно снимать торты.
9) Я вообще неравнодушна к красивым дощечкам. У меня уже есть две разделочные, на которые я скорее любуюсь, но я не отказалась бы от еще одной, скажем, из оливкового дерева - со всеми вот этими красивыми прожилками и полосами. Или еще из какого-нибудь красивого. Есть еще торцевые разделочные доски, которые шахматными квадратиками - вот их я не люблю, если вдруг.
10) А вот пункт более хитрый. Я все еще живу без толстовки и кружки Of Course I Still Love You и Just Read The Instructions, хотя у меня даже есть теперь картинки - осталось донести их до какого-нибудь специального места. Сейчас я попробую как-нибудь припаять их сюда или вставить отдельным постом (наш домашний интернет не воспринимает дайри, а с телефона все непросто). Мой размер - 46; толстовку или футболку я хочу серую, с одной картинкой на груди и второй на спине, а еще я хочу две чашки (от стандартного размера и больше), где один из этих двух кругов будет справа от ручки, а второй слева (мне нравятся оба варианта чередования). Если у меня будет больше таких чашек, я радостно унесу такую и на работу тоже.
yadi.sk/i/X0wl3E113QQ9jw
yadi.sk/i/91w5F7ZB3QQ9mK
11) У нашей с Сашкой ячейки общества все еще недостаточно елочных игрушек, чтобы закрывать и заднюю сторону елки тоже. Я люблю маленькие милые отступления от классических шаров, но и сами классические шары тоже: штучные, не наборы. У меня есть пара дивной красоты шаров с птицами, есть шар-мыльный пузырь, есть шар Звезда-Смерти, есть деревянный домик и маленький войлочный мухомор, и всякие милые маленькие вязаные варежки и носочки (отчего-то кошка именно их добывает и сжирает)...
12) Еще снежный шар. Больше снежных шаров!
13) А можно все-таки подарить мне свитер 46 размера. Не ужас-какой-теплый шерстяной, скорее однотонный, не слишком яркий, скорее длинный и свободный, чем облегающий (я буду носить в нем на работу свой растущий беременный живот). И чтобы ворот не держал за горло.

Как-то так.

Upd: А еще можно подарить мне кусочек мрамора отломанный в московском метро. Ему не обязательно быть большим или иметь какой-то функционал, но будет здорово, если это будет какой-то конкретный мрамор.

@темы: в режиме дневника

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Отпуск

Отпуск настал. Противостояние климату здорово отвлекает, так что я еще не вполне осознала.
Я захожу в море. Мимо меня проплывают водоросли, дети, жучки (стараюсь не вдаваться), бутылки с посланиями, надувные мячи, серебристые крупинки, похожие на кондитерский кандурин, мусор, снова дети и водоросли. Холодные волны лижут мой живот, мягкий и белый, я сдаю назад и думаю, что представляла встречу с морем совершенно не такой. Ближе к буйкам все это остается позади.
У меня есть своя "она", как Вандербильдиха у Эллочки Людоедки. Мысль о том, что она не боится самолетов, навсегда избавляет меня от страха летать. Достаточно подумать о том, что едва ли она заходит в воду по десять минут, чтобы нырнуть с места. Я не знаю, так ли это, но хватает и допущения.
Днем в городе невыносимая жара. Ветер несет этот жар, обволакивающий и плотный, как вода, полотенца и кожа сохнут мгновенно, а люди передвигаются перебежками от тени до тени. Когда я смотрю на пушистых собак, валяющихся в тени, мне делается не по себе. Выжить можно или стоя под кондиционером, или болтаясь в море. Плаваем мы с Сашкой поочередно - кто-то должен сторожить гору нашей техники. Понимаю, что мне не хватает возможности отправить ему смс типа "милый, тут страшно здорово", когда я доплываю до буйков, или слушать AC/DC не только лежа в шезлонге, но и прямо в море. Вечером мы неспешно гуляем, читая и держась за руки. "Вылезьте из смартфонов!.. Вы живые!.." - радостно кричит нам какая-то девушка, идущая навстречу. Мы с Сашкой понимающе улыбаемся друг другу и читаем дальше.
Я еду на рынок в трамвае времен репараций, со столиками в салоне, и получаю от кондуктора счастливый билет, а на обратном пути еще один. Приходится съесть оба. На рынке я замечаю витрину с мастичными тортами и удовлетворенно понимаю, что мой уровень выше. Я делаю лимонад с мятой и имбирем в большой бутылке. Соседи за стеной занимаются любовью громко и часто; в качестве асимметричной меры я готовлю еду и запах расходится на весь этаж. Мы живем на третьем этаже гостевого домика рядом с церковью последних дней (Иисуса Христа Святых последних дней, конечно, но на какой-то карте я это увидела прям так) и поднимаемся по крутой винтовой лестнице, приваренной к дому снаружи; внутреннее пространство подразумевает только гостевые номера. Впечатляющий утилитаризм.
Я оставляю заявку на утреннюю рыбалку, где зазывала обещал не только беспонтовую ставридку, но еще окуней и зловещего морского скорпиона. Теперь моя цель - дожить до отплытия в добром здравии, а не сгореть и отравиться одновременно, как мне свойственно к третьему дню. Хожу по номеру в противоожоговой пене, думаю о том, как введу на игровом форуме медицинскую биопену, когда буду прописывать матчасть, и бойцы после миссий будут сидеть в ней по самые брови.
Ближе к ночи мы с Сашкой идем в кино и смотрим что-то шпионское и довольно увлекательное (дальше спойлеры). Крупные планы Шарлиз Терон и лаконичная лесбийская любовная линия оказываются настолько захватывающими, что потом, когда мы спорим о рамках этого сеттинга (я утверждаю, что немцев как политической силы тут нет, он возмущается - мол, это немецких полицейских лупцует Шарлиз Терон, это немцы в форме безучастно смотрят, как непонятый главрусский лупит какого-то несчастного скейтом) и Сашка говорит, что главная героиня работала на Америку, я искренне этому удивляюсь.

@темы: в режиме дневника