Новости вчерашнего дня:
- дитенок проспал пять с небольшим часов подряд, ура! И потом еще часов шесть с паузами поменьше;
- я прошла с ней весь отрезок пути от нашего дома до родительского, со спуском коляски вниз и затаскиванием наверх. В одиночку этот номер исполняется впервые;
- подбросив ребенка маме, я закрыла кучу административных квестов ажно в трех местах: получила на Иннёнка СНИЛС, внесла ее в свой паспорт, прикрепила к стоматологии (не знаю, зачем это делать в месяц, но в детской поликлинике императивно сказали, что надо) и переоформила платежи за квартиру;
- в процессе я три раза сидела! Один раз на жестком, и прямо никто не умер (хотя перед большим походом я обезболилась, конечно);
- и три раза чуть-чуть пробежалась, и снова никто не умер.
Такие вещи, как очередной пирог с рикоттой и шпинатом, можно в свершения не вносить.
Дней этак за десять до родов мне расхотелось практически все: есть, работать, выходить из дома. Ну, по большей части: я ходила в гости и в кино все равно, но большую часть времени безыдейно дремала. Мои социальные скиллы свелись к нулю. Красить балкон в три цвета с красивым градиентом расхотелось (хотя пару раз я ловила себя на этаком: нее, синдром гнездования - это противоестественное и необоримое желание убираться. Ничего общего с тем, как я абсолютно сознательно, рассудочно мою потолок в ванной в два часа ночи).
Ночью с 9 на 10 июня я сначала не спала, потому что бессонница (изжога и прочие фокусы организма не давали уснуть часов так до пяти утра весь последний месяц), а потом - потому что странные ощущения, вполне похожие на опоясывающую боль из гайдов по родам, вполне могли оказаться схватками. Где-то час я старательно замеряла интервалы (если они равномерные и короткие, нужно бросать все и мчаться в роддом), потом разбудила Сашку и замеряла их дальше, но уже в компании (а это, конечно, веселее). Небо за окнами светлело. Мы вызвали такси и поехали в роддом, в котором у нас был контракт. Я была вся такая спокойная, цеплялась за Сашку и смотрела в будущее с оптимизмом: интервалы были то ли в семь минут, то ли в три с половиной, и последнее могло означать, что рожу я скоро и большая часть процесса уже позади. Ха-ха(
Начиналось все вообще удачно: мой врач как раз был дежурным, вместо многоместной предродовой палаты меня сразу отправили в одноместную родовую - просторную, с советскими мраморными полами, фитболом и бинбегом. Мне в руку вставили стремный краник. Потом впустили Сашку, переодев в халат и шапочку; мне стало здорово спокойнее, а то после краника сделалось как-то не по себе. Мы тихонько включили Дэвида Боуи и просидели там весь день, и это было довольно счастливое время. Схватки шли - вполне терпимые, особенно если держаться за мужа под Дэвида Боуи, я дисциплинированно ходила или прыгала на фитболе, Сашка водил меня под руку или разминал мне поясницу. Иногда про меня вспоминали и делали осмотр. Внутри ничего не менялось.
К вечеру врач предложил нам уехать домой, форсировать события или же остаться на ночь. После ужасов из статей про советские роддома ускорению я сказала решительное «нет» (напрасно, как показала практика, могла бы сэкономить себе сутки), а везти меня домой (час туда, час обратно) опасался уже Сашка. Он просидел со мной до последнего в обычной палате, героически засыпая на месте; я требовала массажа поясницы и пыталась делать дыхательные упражнения. Потом время посещений закончилось и началась длинная-длинная ночь, вся состоявшая для меня из подсчета интервалов между схватками в надежде, что скоро все наконец начнется. Проспала я, может, час или два кусочками по 8-12 минут: раз в четыре минуты меня будила полуминутная схватка. Эти полминуты я сосредоточенно дышала по системе, разминала себе поясницу и думала об Англии. Было жалко себя, но в целом не то чтобы ужасно; в основном я стоически терпела и убеждала себя, что должно же это когда-нибудь закончиться и вообще помнила, что это все, увы, обязательный элемент квеста на обзаведение детенышем. Ощущения не то чтобы были остро болезненным, но, скорее, очень интенсивными, насыщенными и определенно неприятными. Я подвывала бы, если бы не нежелание будить соседку по палате. Иногда в паузах я могла читать - листала ленту, просматривала новости и всякую фигню. Иногда уже нет. Время тянулось чертовски медленно.
Позже я услышала, что это называется «слабая родовая деятельность»: схватки идут, но раскрытия шейки матки, приближающего сами роды, как-то не происходит.
Я очень ждала времени посещений, когда Сашку снова пустили бы ко мне, но ровно к моменту, когда он доехал до роддома, меня снова отправили в предродовую: терпеть стало как-то совсем невесело и я решила напомнить о себе, сообщив на пост, что схватки стали как-то интенсивнее и не пора ли что-нибудь предпринять по этому поводу. Там очень удивились, что у них вообще тут есть человек со схватками, и отправили меня в предродовую - общую палату, куда Сашке было нельзя.
Там и вообще в роддоме мои социальные скиллы активизировались перед лицом опасности. Я общалась со всеми - с соседками, с медсестрами и акушерками... Медики в принципе были вежливыми и довольно милыми. С девочками в предродовой мы, кажется, обсудили все тематическое, от партнерских родов до грехопадения человека. Раз в три-четыре-пять минут я начинала сосредоточенно сопеть и делала странную морду; соседки, которые ждали кесарева, как будто немного пугались. Часов так до четырех-пяти снова ничего не происходило, моего врача вызвали, чтобы ускорять процесс, и теперь я была только за. Мне вскрыли этот самый околоплодный пузырь: к тому моменту я приветствовала любую медицинскую манипуляцию. Больно не было. Снова родовая палата; у Сашки затупил телефон, и час из того времени, которое он мог бы провести там со мной, был потерян. Но приехал муж с горьким шоколадом и одновременно с эпидуральной анестезией (нужно было дождаться определенной степени раскрытия этой самой шейки матки, чтобы анестезия не остановила родовую деятельность; дождалась я с откровенным трудом. А вы знаете о противопоказааниях, спрашивал анестезиолог - например. инвалииидность... Где подписать, спрашивала я торопливо), так что спокойно, не больно и хорошо мне сделалось примерно одновременно. Я съела шоколадку (первое за двое суток: вообще предполагался ужин-завтрак, но я сомневалась, что дойду до столовой) и немного поспала, то и дело переставая чувствовать какую-нибудь ногу. Это был второй «позитивный» кусочек родов.
А потом, собственно, началось.
Стоит записать это, чтобы не забыть, а еще как опыт, которого у кого-то не было: мне самой было бы интересно. Опыт это все еще не определяющий (тоже мне женская инициация), но содержательный и очень интенсивный. В родах и беременности определяющего куда меньше, чем в сильной влюбленности, как по мне. Зато в материнстве его хоть отбавляй.
Таки это было самое болезненное переживание в моей жизни (и шлейф у него длинной уже больше месяца), но эти дни не стали худшим временем на свете. Наоборот, они были довольно хорошими. Все писали мне в чат ободряющие штуки, родители очень поддерживали и отвлекали, Сашка всю дорогу был рядом. Дэвид Боуи, опять же. Больно было изрядно, но не до потери разума: я не ненавидела скопом мужа, ребенка и секс, всю дорогу шутила с персоналом. Даже в пиковый момент, когда меня держали на кресле втроем и немного резали уже без анестезии, а я вопила и пыталась куда-нибудь спастись, то извинялась через слово, а оставшиеся слова уходили на попытку объяснить, что мне дико больно и я не вполне себя контролирую.
Первые три недели потом вышли сложными и отчаянно физиологичными. Быть мной в этот период было откровенно больно, и только сейчас показатель сместился в сторону менее насыщенного "неприятно". Мне все еще не стоит нормально сидеть, а о швах я помню три четверти сознательного времени (оставшуюся четверть просто отвлекаюсь). Потом я стала понемногу приходить в себя и смотреть по сторонам.
За этот месяц произошла масса изменений. Сначала я смогла смеяться и кашлять. Вставать без посторонней помощи, быстро вставать без посторонней помощи. Не так истекать кровью, вообще не истекать кровью. Снова готовить еду и гладить рубашки. Ходить в туалет без ужаса и без обезболивания, вообще прожить день без обезболивания. Выходить гулять, выходить гулять надолго (если это час-два)...
Еще этот месяц - опыт наибольшего для меня разрыва между состоянием и настроением. Мне никогда не было настолько плохо такое длительное время, и одновременно я совершенно довольна жизнью.
Но это все про меня. А сколько всего было с Инненком - отдельная история.